Дело куйбышевских террористов
4 ноября 1978 года в 4 часа 50 минут на нынешней Самарской площади раздался взрыв. Из окон близстоящих домов повылетали стекла. Местные жители, находясь в шоке, предполагали либо начало третьей мировой войны, либо конец света. На самом деле причиной взрыва стала самодельная бомба, подложенная двумя жителями Самары, Иваном Извековым и Андреем Калишиным, к бюсту Дмитрия Устинова, который по сей день стоит на площади.
«По соответствующей статье действовавшего тогда Уголовного кодекса, расследование этого преступления входило в компетенцию пятого отдела, — вспоминает бывший сотрудник куйбышевского управения КГБ Сергей Хумарьян в своей книге «Секретный марафон – полвека в контрразведке». — Однако, как я уже говорил, были мобилизованы все и вся. Наш именитый земляк Д.Ф. Устинов был тогда жив, и дело немедленно было взято на особый контроль не только в КГБ СССР (на уровне самого председателя и его заместителей), но и в Административном отделе ЦК КПСС – фактическом руководителе всех силовых структур страны. На практике это выражалось ежедневными звонками, телеграммами, запросами от руководителей различного ранга этих контролирующих нас структур, ну и, естественно, из местного обкома партии. Можно себе представить состояние руководящего и оперативного состава всего нашего управления, когда ежедневно по два и более часа мы докладывали на оперативках начальнику управления, что сделано для поимки преступников. Доклады требовались конкретные: как и кем обрабатывались выдвинутые версии, какие получены материалы, что будет сделано на следующий день… Обстановка была чрезвычайно нервная и напряженная, все остальные дела были отложены, и жестко требовалось только одно – «найти»!
Не буду описывать всех перипетий этого дела, всеобщей суматохи, нервотрепки и окриков начальства. По основной версии, надо было все-таки найти аналог этой самой злосчастной лабораторной колбы. Начальники и их подчиненные, ответственные за этот участок отработки версии, докладывали генералу В.С. Гузику, сколько осмотрено и обследовано в городе и области лабораторий всех (подчеркиваю – всех) школ, ВУЗов, научно-исследовательских институтов и учреждений, промышленных, химических и сельхозпредприятий, больниц, поликлиник, медпунктов, мастерских… Все было безрезультатно, время шло, обстановка накалялась и становилась очень похожей (но не смешной) на ситуацию из александровской кинокомедии «Волга-Волга», когда всем миром искали «Дуню-композитора» и тащили всех «дунь», больших и малых, старых и молодых…»
«Подрывники» познакомились друг с другом в 1976 году. Объединила этих двух достаточно разных людей ненависть к социалистическому строю. Только если, к примеру, Солженицын пытался выразить свою ненависть в литературной форме, то Извеков и Калишин предпочли подрывные работы в прямом смысле этого слова.
Впрочем, на это у них были свои причины. Андрей Калишин имел к взрывам давнюю, чуть ли не детскую страсть. В юности из-за своего увлечения он остался без нескольких пальцев на руке. Первый серьезный взрыв Калишин устроил 4 сентября 1978 года. Жертвой самарских подрывников стал военкомат Октябрьского района Куйбышева. Самодельную бомбу преступники установили ночью около двери военкомата. Подожгли фитиль и неспешно удалились. Взрыв был достаточно сильным. Однако серьезных разрушений за ним не последовало. Через некоторое время взрывники решили повторить попытку разрушения военкомата, но что-то «не срослось». Самодельная бомба не взорвалась.
После не раскрытого правоохранительными органами взрыва в военкомате подрывники заметно осмелели. Говорят, что их следующей жертвой должен был стать памятник Ленину на площади Революции. Однако посягать на святая святых мирового пролетариата они, видимо, не решились. В результате объектом следующего теракта был выбран бюст маршала СССР Дмитрия Устинова.
Взрывать собрались ночью. Подготовленную бомбу установили на край плиты памятника и подожгли фитиль. До того, как раздался взрыв, подрывники успели перейти улицу Галактионовскую и добраться до фонтана Победы. Возвращаться на место преступления для осмотра случившегося они не стали и окольными путями отправились по домам.
Ущерб, нанесенный взрывом самому памятнику, оказался незначительным. Бюст просто развернуло на 30 градусов. Зато выбитые взрывом стекла в окрестных домах «потянули» на 6 тысяч советских рублей, которые впоследствии пришлось возместить государству осужденному Ивану Извекову.
Делом о взрыве занялась уже не милиция, а КГБ.
Как же в итоге было раскрыто дело самарских террористов? Обращусь снова к книге Сергея Хумарьяна «Секретный марафон – полвека в контрразведке»: «У работника моего отдела Бориса Алексеевича Козловского были некоторые оперативные возможности в ВУЗах города, где имелись так называемые «закрытые» кафедры, и я поручил ему на всякий случай продублировать поиск колбы в уже проверенных лабораториях политехнического института. А надо сказать, что Боря Козловский был из числа тех, кого называют «бедолагами», – ну ни в чем ему не везло, вечно он оказывался в каких-то неприятных ситуациях: то опоздает куда-то, то что-то перепутает – и все зачастую из-за обычного человеческого невезения. По этому оперативный «рейтинг» Бориса у начальства был «не очень», хотя сам по себе он был человек добрый, дружелюбный и хороший товарищ. И что интересно, пел он, и неплохо, как свой знаменитый тезка, тоже тенором. Во второй половине того же дня, когда ему было дано поручение, мне напрямую из города звонит Козловский и взволнованным тенором докладывает: «Есть!» «Что есть?» – спрашиваю я и слышу в ответ: «Есть колба, та самая, ну совершенно точная…» (у всего оперативного состава имелся цветной фотоснимок колбы). Через несколько минут, примчавшись в управление, счастливый Борис Алексеевич ставит мне на стол эту самую колбу, точно такую, как на фотографии, и которую мы все безнадежно ищем уже третий месяц. Докладывает, что обнаружил ее в первой же обследованной лаборатории политехнического института, и что не была она запрятана нигде, а открыто, можно сказать, нахально красовалась на рабочем лабораторном столе.
Все дальнейшее было, как говорится, делом техники. Уже на следующий день сотрудники пятого отдела установили подозреваемых изготовителей взрывного устройства и исполнителей теракта – А.С. Калишина, инженера политехнического института, и И.Н. Извекова, бывшего студента (к этому времени он проходил службу в рядах Советской Армии).
Большая группа руководящего и оперативного состава нашего управления была поощрена Центром и отмечена приказом начальника УКГБ, а старший следователь по особо важным делам И.Г. Щербаков удостоен звания «Почетный сотрудник госбезопасности». Проведенный управлением в сжатые сроки громадный объем оперативно-розыскной и следственной работы был по достоинству оценен во всесоюзном обзоре Пятого управления КГБ СССР».
Калишину и Извекову удалось достаточно долго погулять на свободе. Извеков ушел в армию. Служил под Саратовом. Там его, собственно, и арестовали. Калишин исправно ходил на работу, пока не попал в «черный воронок» КГБ. После предварительного следствия парней отправили в Москву, в Лефортово.
Иван Извеков был осужден на восемь лет лишения свободы, которые провел в зоне для политических заключенных. Андрея Калишина признали невменяемым и отправили в психиатрическую больницу, где он пролежал 11 лет.