Автор: Юрий Мамаев, 2005 г.
На склонах гор вокруг этого села до сих пор можно встретить площадки, на которых стояли зенитные установки. То там, то здесь диггеры и спелеологи натыкаются на заброшенные штольни. В центре села — величественное сгоревшее здание, которое местные жители называют попросту — «больница». Его история и история села неразделимы. Во всяком случае последние пятьдесят лет.
Первые упоминания о селе Гаврилова Поляна относятся к XIX веку. Однако исторические сведения о его первоначальном местоположении расходятся. Одни источники утверждают, что село и сейчас находится на месте своего основания. Другие — что современное село названо так ошибочно, а Гаврилова
Поляна располагалась гораздо выше по течению, ближе к Крестовой Поляне. Современное же село Гаврилова Поляна раньше называлось Пасекой.
По поводу названия села также существует две версии. Согласно первой – оно сохранилось от существовавшего поблизости языческого урочища. По второй версии село названо в честь ермаковца Гаврилы Ильина.
В нескольких километрах от Гавриловой Поляны находится знаменитая Серная гора. С 1720 по 1757 год стоял у ее подножия небольшой серный завод, переведенный сюда из Сергиевского уезда по указу Петра I. Впрочем, назвать завод небольшим можно лишь по сегодняшним меркам. За год на нем добывали до 1500 пудов серы, значительно больше, чем на любом другом серном заводе России. Был здесь и собственный горшечный цех. Осколки сосудов, которые изготовлялись в нем и использовались для добычи серы, до сих пор можно найти на берегу Волги в районе Гавриловой Поляны. Почему только осколки? Это можно объяснить технологией. Сначала серу выбивали из породы, затем переплавляли в тех самых горшках. Они запаивались сверху и нагревались. После того как сера отделялась от шлаков, ее сливали через носик горшка, а сам горшок после этого разбивался.
В 1757 году серный завод перешел из государственного владения в руки санкт-петербургского купца Ивана Маратова, а в 1765 году его сын Афанасий Маратов прекратил производство серы. Работники были распущены.
В начале XIX века государство вновь заинтересовалось Серной горой. В апреле 1809 года новый владелец земель, граф Орлов, получил официальное предложение «уступить в казну Серную гору с окрестностями», которые включали в себя и Гаврилову Поляну. Однако граф не торопился с ответом. Правительство не настаивало. После этого случая промышленными возможностями Серной горы всерьез никто не интересовался. В XX веке в центре села появилось трехэтажное кирпичное здание. Местные жители называют его попросту «больница». Его история и история села неразделимы. Во всяком случае, последние пятьдесят лет. По слухам, строилось оно как дача Иосифа Виссарионовича Сталина. Об этой версии свидетельствует величественная архитектура здания. Даже оставшиеся от него развалины говорят о том, что это вполне могла быть правительственная дача. На склонах гор вокруг села до сих пор можно встретить площадки, на которых могли стоять зенитные установки…
Насчет дачи, а также запасного командного пункта Красной Армии (см. в сочинениях В. Суворова) — это все-таки домыслы, по крайней мере пока. Несколько отпустив фантазию, можно предположить, что до наступления опасности штабу не обязательно было бы прятаться под землей. Вот и построили это здание… Достоверно известно, что в 1939 году на Гавриловой Поляне появился ОЛП (отдельный лагерный пункт) № 1.
На даче Сталина «отдыхали» политзаключенные
ОЛП просуществовал в селе до 1954 года. В здании на холме, видном со всех точек села, располагались администрация лагеря, магазин и квартиры персонала. Для заключенных было сооружено более десятка бараков, развалины которых сохранились по сей день. Заключенных бывало до семи тысяч. Привозили зэков по Волге, а если этап шел зимой, им приходилось переходить реку по льду пешком.
Назвать лагерь совершенно обычным, наверное, нельзя. Сложно представить себе заботу партии и правительства о здоровье политических заключенных, но нечто в этом роде все же имело место. В лагерь на Гавриловой Поляне отправляли тех, у кого были серьезные легочные болезни вроде туберкулеза, или инвалидов. Больных в ослабленном состоянии переводили сюда из других лагерей.
Была тут и жизнь духовная. В клубе лагеря ставили спектакли. В лагере отсиживали свои сроки многие актеры. Сам лагерь был очень чистый. Были даже цветники у бараков.
Отбывали здесь срок и особы духовного звания. В книге «Владислав Цыпин об истории Русской Церкви в 20 веке» можно найти данные о том, что в 1951 году в лагерь был помещен священник московского храма Рождества Христова Иоанн Крестьянкин. Пастырь тогда был одним из самых почитаемых в столице. Официально его обвинили в том, что святого Александра Невского он назвал благоверным князем. Это было квалифицировано как монархическая пропаганда. Отца Иоанна осудили на пять лет лишения свободы и отправили в лагерь на Гавриловой Поляне. Его солагерник А. Э. Краснов-Левитин писал об отце Иоанне: «В лагере он возил на себе, впрягшись в сани, воду. Много молился. Все лагерное население к нему сразу потянулось. Начальство без конца его допекало и грозило тюрьмой. Приставили к нему специального наблюдателя, толстого здорового придурка из проворовавшихся хозяйственников. Сидит на скамейке проворовавшийся хозяйственник, читает газету — он к тому же еще культорг в бараке. А за его спиной по площадке, окаймленной кустарником, бегает взад и вперед отец Иоанн. Это отец Иоанн совершает молитву. Он близорукий. Глаза большие, проникновенные, глубокие. Во сне лицо дивно спокойное, безмятежное. Как ребенок».
Известна судьба и еще одного священника, волей судьбы попавшего в лагерь на Гавриловой Поляне, — Анатолия Эммануиловича Левитина. Отец Анатолий, родившийся в 1915 году принадлежал к «белому духовенству». Его тюремная биография началась в разгар сталинских репрессий.
23 апреля 1934 года он был арестован в Ленинграде и находился до окончания ареста в мае 1934 года в тюрьме на Шпалерной. В 1935-1940 годах отец Анатолий учился в Ленинградском педагогическом институте им. Герцена на факультете русского языка и литературы. Одновременно преподавал в школе. После окончания института поступил в аспирантуру НИИ театры и музыки. В 1941 году был призван в армию, но вскоре после болезни демобилизован. В 1942 году он приехал в Ульяновск, где в то время находился митрополит Сергий (Страгородский). Одновременно там же был Александр Введенский — глава обновленческой церкви. 27 февраля 1943 года Левитин был рукоположен в диакона в Ульяновске. На Троицу в том же году служил последний раз в сане диакона. В этот день Введенский отказал ему от службы в церкви. После этого Левитин написал заявление на имя митрополита Сергия о принятии его в лоно Церкви Православной. Произошла встреча с митрополитом, на которой Сергий сказал Левитину: «Ну, на все воля Божия. Господь все устроит и укажет, что надо делать. К обновленцам вы зря пошли… Потерпи до Нового года, а там тебя устроим». На заявлении была написана резолюция: «Как видно из прошения, проситель ищет в Церкви Божией не духовного для себя руководства, а смотрит на нее как на орудие в деле желаемого для него обновления мира в духе идей В.С. Соловьева. Между тем следует искать в Церкви Божией не осуществления людских чаяний, а благодати Святаго Духа, ради которого можно потерпеть и наши немощи…» Далее говорилось, что хиротония, полученная от Введенского признана быть не может и рекомендация по прохождению эпитимьи и «перед Рождеством подать заявление о рукоположении в священный сан». Но осенью 1943 года митрополит Сергий срочно покинул Ульяновск. Вскоре из Ульяновска уехал и Левитин. Начались скитания по стране: Самара, Узбекистан… 22 ноября 1944 года в Ташкенте в алтаре в присутствии двух священников, Левитин прочел акт отречения от обновленчества, и за литургией впервые за семнадцать месяцев причастился. Через полгода с рекомендацией епископа Кирилла (Поспелова) поехал в Москву поступать в Духовную Академию. После поступления в нее в 1945 году, через две недели было отказано в разрешении учиться. Левитин устроился на работу в школу рабочей молодежи N 116 учителем русского языка и литературы. 6 июня 1946 года Левитин был арестован в Москве. На следствии заявил, что считает «свой арест недоразумением или результатом какого-либо ложного доноса, так как никакой вины за собой не чувствую». В своих воспоминаниях главным виновником своего ареста считал сына обновленческого митрополита Александра Введенского — священника Александра Александровича Введенского
Особым Совещанием при МГБ СССР 31 августа 1949 г. по ст.58-10 ч.1 УК РСФСР Левитин был приговорен к 10 лет ИТЛ, считая срок с 8.06.1949 г. После нахождения в Бутырской тюрьме в октябре 1949 г. переведен в Архангельскую область в Каргопольский лагерь. С 1953 по 26 мая 1956 г. находился в лагере Гаврилова поляна Молотовского р-на Куйбышевской области. После срока Левитин эмигрировал за границу и скончался в 80-х годах прошлого века.
Отец Иоанн и отец Анатолий были в лагере не единственными представителями духовенства. Сидели здесь митрофорный протоиерей Павел Мицевич, священник Александр Бородий из Полтавской епархии и иеромонах Паисий Панов.
По воспоминаниям очевидцев, в лагере было много смертей. Умирали от болезней, ведь основным контингентом были тяжело больные. Говорить о лечении или хотя бы нормальном питании не приходилось. Заключенный Илья Игнатович Долгов писал своим близким: «Кормили заключенных так себе. Каша из магарной крупы. Магар растет где-то на Дальнем Востоке, из стеблей его плетут метелки. Эта каша не питательная, только желудок набиваешь… В супах и каше не видно было ни одной звездочки масла. Баланда была всегда жидкая, если попадут стебельки крапивы, свеклы, то это было счастье. Бушлаты, телогрейки и стеганые брюки выдавали нам худые, а на складах их было много. В войну бараки не топили, а дрова увозили в Куйбышев для начальства. Сколько заключенные выращивали арбузов, помидоров и огурцов — все увозили в Куйбышев. Как только не обманывали зэка. Вследствие этого умирали от голода, холода и болезней. Умрет один или тысяча заключенных, от этого никто из начальства не пострадал».
ГЭС, которой не было
В 1939 году в Жигулевских воротах – самом узком месте Волги, на правом берегу которого расположилась Гаврилова Поляна – было решено построить гидроэлектростанцию. В село приехали и начали работу геологи. Для расселения рабочих был построен городок Красная Глинка. Найти какие-либо документальные свидетельства об этом периоде мне долго не удавалось. И вот, по чистой случайности в руки попала книга одного из работавших в Гавриловой Поляне геологов С.М. Голицына «Записки уцелевшего» (М.: Орбита. Моск. филиал, 1990). Целая глава ее посвящена селу и его жизни.
Здание штаба лагеря, автор называет недостроенным санаторием. Вот вам еще одна версия появления на жигулевских просторах не вписывающегося в местный пейзаж каменного соцреалистического монстра.
В книге можно найти множество зарисовок из жизни села. Некоторые из них, в сокращенном виде, я приведу ниже, так как они очень наглядно иллюстрируют сухую статистику жизни Гавриловой Поляны в те предвоенные годы. Вот одна из выдержек:
«…В числе правоверных геологов-овец была у нас одна очень милая молодая пара — только что окончивший Казанский университет Рафаил Мусин и его жена Катя, прехорошенькая, но несколько легкомысленная брюнетка. А в том же здании недостроенного санатория, но на первом этаже помещался штаб участка лагеря заключенных. Начальник участка и начальник Особого отдела жили в доме № 1 поселка. Когда с нами встречались, мы обменивались кивками голов, и все. Я считал, что оба они не имеют к нам отношения, их дело — зеки. Оказывается, я ошибался.
Однажды Катя Мусина явилась несколько растерянная и задала всем нам, сидевшим в камералке, такой вопрос:
— Чем занимается Особый отдел?
Кто-то ей ответил, что занимается зеками. Катя задала нам вопрос: почему же начальник Особого отдела предложил ей записывать все то, что говорят Бонч, Куманин с женой и я?
Сперва установилась тишина, которую положено именовать гробовой, потом Тюрин спросил Катю:
— А меня особист не назвал?
— Нет, не назвал.
— В таком случае я вам подарю специальный блокнот для записей.
Все деланно засмеялись, и каждый занялся своим делом…»
Это 1939 год. Лагерь только недавно появился в селе. Рядом в двух деревянных домах живут геологи и сотрудники открывшегося неподалеку пионерского лагеря, о котором также упоминается в книге. Уже тогда особисты, работавшие с зэками, хотели отметиться не только лагерной своей службой, но и работой с новыми обитателями села – геологами, инженерами…
Впрочем, работа последних в селе Гаврилова Поляна продлилась недолго.
«…Наступил сентябрь 1940 года, — пишет С.М. Голицын. — Мы продолжали усердно работать. … В долине Волги и по склонам Жигулей пыхтели буровые станки крелиусы. Мимо нашей конторы каждое утро и каждый вечер под охраной стрелков и собак проводили вереницы зеков. Строительство самой ГЭС и земляной плотины не начиналось, геологи никак не могли точно установить створ будущего гидроузла, которому надлежало сидеть на твердых скальных грунтах. Зеки возводили различные вспомогательные сооружения, строили дороги.
Однажды, посланный в город за горючим для буровых скважин, наш снабженец вернулся на катере с пустыми бочками. Он объяснил: горючего не дали, потому что строительство закрывается…
…Замолкло пыхтение буровых станков, перестук топоров, грузовики отвозили стройматериалы на склады. Я тепло распрощался со своими рабочими-зеками. Мы запаковали геодезические инструменты и засели в камералке подводить итоги.
Рассказывали, как произошло это историческое событие. В Москву был вызван главный инженер Жук. Отправился он в Кремль и где-то на дорожке встретил Сталина в сопровождении свиты. Великий вождь пожал ему руку и сказал якобы следующее:
— Идемте с нами в кино, говорят, очень интересный фильм.— Зашел разговор о том о сем, и вдруг Сталин добавил: — Между прочим, мы решили ваше строительство закрыть.
Так ли происходил тот достопамятный разговор или это легенда — не знаю.
Да, продолжать столь грандиозное строительство в то исполненное тревоги время действительно казалось излишним. На Западе полыхала война, Гитлер побеждал, он сокрушил в два счета Францию, завоевал половину Европы. И хоть Сталин с ним подружился, но каждый, кто хоть мало-мальски понимал в политике, чувствовал, что дружба та весьма и весьма непрочна. Но высказывать свои сомнения вслух не полагалось…»
По одной из версий, под строительство ГЭС были замаскированы работы по возведению так называемого бункера-холодильника на Красной Глинке, в котором хранились запасы продовольствия и средств первой необходимости для жителей будущей «второй столицы» на случай войны. Так ли это? Бункер-холодильник действительно существует и сегодня уже не является секретным объектом. Во всяком случае, частично. А вот ГЭС, действительно, так и не построили.
Досрочно освобожденные
Были случаи, когда заключенных убивали конвоиры. Кого по ошибке, кого при попытке побега. Какими были эти побеги? Ответ можно также найти в письмах Ильи Игнатовича Долгова: «Один раз при возвращении с работы в лагерную зону одного заключенного пристрелили. Стрелок Ольга (чувашка), она девушка была очень красивая, но оказалась убийцей. В лес выводили заключенных с маленькими сроками, пристреленному з/к оставались до освобождения считанные дни, и он, идя в строю, нагнулся к кусту малины со спелыми ягодками. Она получила за это 25 рублей премию, но все же часто плакала за свою храбрость… На Гавриловой Поляне пристрелил стрелок заключенного Ваньку Чекмасова совершенно без вины… Нас, еле двигающихся на ногах, положили в одиннадцатый стационар. Это было к весне. Снег начал таять, солнце в полдень сильно пригревало, а он выходил на запасное крыльцо и часто читал книги и журналы. Ветер подул, и одна страница унеслась к внутреннему заграждению, а он давай бежать за ней. Ему до внутреннего заграждения оставалось не меньше трех-четырех метров, а стрелок-кавказец выстрелил из автомата по нему, так он и разукрасил алой кровью тающий белый снег… Ванька, мой друг из Рязанского пединститута, на веки веков скончался перед моими глазами. Стрелок-солдат из внутренних войск получил 25 рублей — премию за геройство, проявленное при несении службы. В актах о смерти писали: умер скоропостижно, или что-нибудь еще придумывали, другую причину смерти».
Всех умерших и убитых в ОЛП №1 хоронили недалеко от лагеря, между Подгорами и Гавриловой Поляной. Долгое время после того, как сама зона канула в Лету, кладбище оставалось всего лишь полянкой с неопределенными холмиками. И лишь после горбачевской «перестройки» обществу «Мемориал» удалось поставить на месте массового захоронения заключенных скромный памятник.
Год закрытия лагеря нам точно неизвестен. Случилось это либо в 1953, либо в 1954 году. Рассказы о ликвидации лагеря обросли слухами и легендами.
Жители села Подгоры рассказывают, что освобождение заключенных заключалось в открытии ворот и прекращении работы столовой. Сильно ослабленные болезнями и тяжелым трудом заключенные устремились в Подгоры, однако шесть километров грунтовки не всем оказались по силам, дорога была устлана трупами. Возможно, это и преувеличение. Однако факт остается фактом, зона была закрыта.
Психушка
Больница появилась на Гавриловой Поляне в 1956 году. Здание лагеря подремонтировали и заселили пациентами и врачами с медперсоналом. «Летопись» областной психоневрологической больницы так рассказывает об этом событии: «С 1956 года больница была передана из республиканского в местное подчинение. В том же году было принято решение о передаче ей в качестве филиала зданий и сооружений бывшего лагеря для осужденных в поселке Гаврилова Поляна. Больнице достались полуразрушенные бараки и находившееся в таком же состоянии трехэтажное кирпичное здание. Реконструкция и капитальный ремонт полученных помещений требовали больших ассигнований, в то же время отрезанный Волгой от «большой земли» филиал мог выполнять исключительно колониальную функцию. Перевод его статуса в больничный существенного влияния на оказание психиатрической помощи в области не оказал, но зато еще более усугубил его тяжелое материально-техническое состояние».
Больнице на Гавриловой Поляне было присвоено название областной психоневрологической больницы N2 на 400 коек. По слухам, сюда отправляли только неизлечимых больных на пожизненную, так сказать, прописку. Однако работавшие в ней врачи утверждают, что на Гавриловой Поляне была обыкновенная больница, и многих пациентов удавалось вылечить.
Некоторые пациенты, находясь еще на лечении в больнице, женились на местных девушках. Свадьбы справляли всей больницей. А всего в спокойных отделениях больницы было около 150 больных. Иногда больные сбегали. Ловить отправлялись чуть ли не всей деревней. Однако самое веселье случалось в такие дни на турбазах вдоль Волги. Совсем недалеко от Гавриловой Поляны находилась турбаза металлургического завода имени Ленина «Жигулевские ворота», дальше вверх по течению — несколько пионерских лагерей. Хотя буйным больным сбежать не удалось ни разу, обитатели турбаз и лагерей все равно сильно боялись таких побегов, слух о которых распространялся с молниеносной быстротой, и сразу после ужина все ложились спать, крепко заперев свои домики, вместо того чтобы пойти искупаться или порыбачить.
Сбежать спокойным больным было легко. Ведь многих из них даже отпускали в деревню гулять, а остальные прогуливались во дворе, отгороженном от поселка забором высотой метра полтора. Больных, по словам врачей, хорошо кормили. На десерт всегда были натуральные соки, конфеты и многое другое. Но в начале 90-х содержание больных стало значительно хуже. Обслуживающий персонал больницы и в прежние годы не мог похвалиться большими заработками или льготами. В самом тяжелом, буйном отделении персонал получал от 42 до 48 рублей, отрабатывал 12-часовой рабочий день и из льгот имел только отпуск на 56 суток.
Пожар
Отношения администрации больницы с пожарной охраной были напряженными. Городское управление пожарной охраны вело долгую переписку с главврачом больницы Чумаком и с начальником здравоохранения области Галкиным о нарушении в больнице всех норм противопожарной безопасности: аварийное освещение отсутствовало, пожарные краны были не укомплектованы, к тому же в больнице начисто отсутствовала аварийная сигнализация. Ко всему прочему, пожарный водоем был совершенно пуст, а единственная приписанная к больнице пожарная машина в 80-е годы была разобрана на запчасти местными жителями.
Междуэтажные перекрытия были деревянными. Чем это грозит, напомнили в последние годы пожары в Самаре.
С 1956 года село жило во многом за счет больницы. Во-первых, она давала работу. Во-вторых, если, скажем, в больницу доставлялась масляная краска для ремонта, тут же все заборы Гавриловой Поляны красились в новый цвет. Отходы с больночной кухни шли на прокорм свиней. В общем, Гаврилова Поляна не мыслила себя без областной психоневрологической больницы №2. Однако в 1993 году с больницей пришлось расстаться. Случилось то, что, по мнению пожарных, рано или поздно должно было случиться.
23 мая 1993 года здание загорелось. Огонь заметили около десяти часов вечера. Горело левое крыло, в котором располагались сельский магазин и квартиры персонала. Видимо, сначала надеялись справиться с огнем самостоятельно. Вызов на пульт пожарной охраны поступил только около трех часов ночи. Пожар был очень сильный. Из Самары был оперативно отправлен паром с десятью пожарными машинами. Вместе с паромом на место происшествия выехал заместитель начальника управления ГПС А.В. Жарков. К моменту прибытия уже горели верхние этажи здания. До сих пор ходят слухи, что в огне сгорело множество больных, но это только слухи. На самом деле благодаря быстрым и решительным действиям персонала все больные были выведены из здания до того, как огонь перекинулся на основные помещения. Врачи и медсестры выводили больных в то время, как горели их собственные квартиры со всеми скромными пожитками. Выводить больных было трудно: подвал и кладовые имели выходы на лестничную клетку, и лестница была сильно задымлена.
Прибывшие на пароме пожарные не могли сразу начать работу по той же причине, по которой возник пожар: из-за несоблюдения мер безопасности. Как мы уже говорили, пожарный водоем больницы был пуст. Воду пришлось тянуть с Волги. Здание больницы от реки довольно далеко.
Пожарные из Самары уже работали, когда подъехали машины пожарной части села Рождествено, которая, собственно, и отвечает за данную территорию. Однако самарские пожарные говорят, что на рождественских с самого начала было очень мало надежды. Общими усилиями к утру пожар был ликвидирован. Восстановлению здание больницы не подлежало. Больных начали постепенно вывозить с Гавриловой Поляны и расселять по лечебным учреждениям Самарской области.
Злоумышленник
Перед пожарными инспекторами возник вопрос о причинах столь крупного пожара. Позже этот вопрос перекочевал от инспекторов к следователям Волжского РОВД, где 24 мая 1993 года было возбуждено уголовное дело №9354263 о поджоге здания больницы неким гражданином Пенькиным. В Самаре сразу же родилась масса слухов. Говорили, что больницу подожгли из-за того, что не было средств на ее дальнейшее содержание. Решили, мол, спалить вместе со всеми больными. На самом деле все было гораздо прозаичнее.
Сергей Борисович Пенькин, уже судимый житель Гавриловой Поляны, по всей видимости, сильно хотел выпить, поэтому вечером 23 мая он и залез в сельский магазин, чтобы поживиться спиртным и съестным. После ограбления магазина Пенькин решил, что опять попадать в тюрьму за кражу ему не хочется, и поджег магазин. Местный Герострат, по всей видимости, не догадывался, какие размеры примет возгоревшееся из его искры пламя. Пенькина взяли на следующий же день после поджога. Будучи в подавленном состоянии духа и сильном похмелье, он сразу сознался. Но через некоторое время работников Волжского РОВД ожидал сюрприз: Пенькин совершил побег из СИЗО. Целых три месяца его пытались поймать. Объявили всероссийский розыск, в конце концов нашли. За три месяца бегов Сергей Пенькин стал гораздо умнее и при первом же допросе изменил свои прежние показания. Мол, никакого магазина он не поджигал. Ограбить ограбил, но поджигать — боже упаси. Видимо, забыл в магазине керосиновую лампу, которой путь себе освещал, вот она и стала причиной пожара. Доказать обратное милиции не удалось, и Пенькин был осужден по 114-й статье УК РФ за кражу и по 99- й статье за неосторожное обращение с огнем. В общей сложности Пенькин получил два с половиной года общего режима и уже давно гуляет на свободе.
Любопытно, что поджог магазина был для Гавриловой Поляны не первым. В вышеупомянутой книге С.М. Голицына «Записки уцелевшего» есть такой вот рассказ:
«…Многие служащие завели огород недалеко от конторы. Я с Клавдией вскопали несколько грядок под овощи и картошку. По вечерам, уложив детей спать, мы отправлялись вдвоем полоть и поливать. Однажды кто-то прибежал на огород и закричал:
— Второй дом горит!
Огородники помчались что есть духу.
Бежать предстояло целый километр, да еще в гору. Я задохнулся, силы оставляли меня. Клавдия бежала далеко сзади.Что я тогда пережил! Мне представился объятый пламенем дом. Там спят наши мальчики. Прибежал, вокруг дома толклась толпа. Горел магазин как раз под нашей квартирой. От лагеря зеков примчалась пожарная машина. Пожар быстро затушили. Молодцы пожарники-зеки! Потом шептались, что продавщица, желая скрыть недостачу, сама подожгла магазин…»
Вышеописанные события происходили в 1940-ом году. Подожженный магазин находился в деревянном двухэтажном доме, построенном для геологов и работников пионерского лагеря. И вот, спустя 53 года, еще один магазинный Герострат фактически положил конец истории всего села.
Так завершило свой век здание, в котором находились штаб зоны, больница и, может быть, могла находиться дача Иосифа Виссарионовича Сталина. А может, и запасной командный пункт Красной Армии.
Сегодня село постепенно превращается в обычный дачный массив, причем не самый популярный, потому что проезд туда обходится гораздо дороже, чем, например, в Рождествено. Закрылись и стоявшие рядом с Гавриловой Поляной турбазы. Тянутся на Гаврилову Поляну только те, кто давно знает о красоте окружающей ее природы или о ее печальной истории. Все ли загадки села раскрыты? Наверное, нет. Совсем недавно в Интернете появились отчеты самарского спелеолога Владислава Паршина об окрестностях Гавриловой Поляны. Он, в частности, пишет: «Поднявшись на одну из гор близ села, мы наткнулись на множество ям различной глубины и несколько глубоких колодцев. Картина очень напоминала соседнюю Серную гору, но нигде прежде нам не приходилось слышать о чем-то подобном. Осуществленные группой спуски в два колодца (семь и три метра глубиной) дают основание предполагать наличие некой системы (возможно, рудников), связанной с колодцами. Дно очень гулкое, попытки раскопок вели к вскрытию новых полостей. Немного в стороне от ям по склону до самого подножья горы спускается желоб. Опять-таки, как на Серной горе. Только желоб более мощный и лучше сохранился. Когда же это все разрабатывалось? Возможно, некий свет прольет найденный на том же склоне монумент — обработанный камень в человеческий рост, сильно поросший мхом, со слабо читаемой выбитой надписью «1846-1892″. Местные жители утверждают, что мордва рыла что-то на этой горе еще в X веке».
